Глава 7

Не просыпаясь, Томас протянул руку, пальцы что-то нащупали в воздухе, сжались. Олег уже одевался, хмыкнул, рыцарь и во сне все щупает свой новый меч, не налюбуется.

– А меч-то сперли, – произнес он негромко.

Томас подхватился, словно подброшенный катапультой. Глаза дикие, на лице ярость, судорожно огляделся.

– Что?.. Кто посме…

Он поперхнулся, меч в ножнах стоит у изголовья, ждет хозяина, еще более яркий и блистающий, чем вчера при светильниках на бараньем жире. Крестообразная рукоять украшена множеством рубинов, камнями войны, ножны сдержанно блистают накладками из золота.

– Ты… чего?

– Да чтоб не будить долго, – объяснил Олег. – А так ты рр-р-аз – и готов!

– Свинья, – сказал Томас. – У меня чуть сердце не выскочило. Мог что-нибудь помягче. Ну, там город сгорел или сарацины напали…

– А ты бы проснулся?

– Вряд ли, – признался Томас.

– Вот видишь!

Томас торопливо оделся, а когда шагнул к дверям, Олег сказал негромко:

– И железо все надень. Да и меч захвати, больше сюда не вернемся.

Томас удивился, но посмотрел на каменное лицо язычника, вздохнул.

– Да, ты прав. Что-то мы разнежились. Все жрем да на чистых простынях спим. Мужчина должен спать на голой земле, а есть запеченное на костре.

– Рад, что ты все понял, – ответил Олег.

Томас с его помощью нацепил доспехи, Олег скрепил ремнями половинки панциря. Новенький меч, как влитой, покоился на перевязи. Томас даже шлем не стал нести по обыкновению в руках, сразу на голову, а в руки взял старый меч в ножнах и щит.

Пока спускались, Томас сунул старый меч в мешок, восторгаясь новеньким оружием, даже не обратил внимания, что Олег против обыкновения не выпускает из рук лука с натянутой тетивой, даже стрела покачивается в пальцах, готовая прыгнуть расщепом на тугую струну.

И когда вывели коней, Олег все посматривал по сторонам, на своего гуннского жеребца запрыгнул, не касаясь седла, сразу же с высоты оглядел окрестности, лук в руках, стрела на тетиве, взгляд безостановочно шарит по окнам, крышам, заборам, деревьям.

Томас наконец заметил, сказал одобрительно:

– Птичку подстрелить хочешь? Подожди, выедем за ворота…

– Да, – согласился Олег, – за воротами как-то проще. Городской стражи нет, народ под ногами не мельтешит…

– Вот-вот, – сказал Томас. – Ты только выбирай потолще. Я люблю толстеньких.

– Все любим толстых, – отозвался Олег безучастно, – хотя и брешем насчет худеньких и стройных. Что язычники, что христиане.

Томас красиво и гордо ехал впереди, народ любовался его статной фигурой и блестящими доспехами, кричали «ура», а одна девушка даже бросила ему цветы, отчего воспламененный Томас сразу же приколол один себе на плащ, а ошалевшая от счастья девушка едва не выпала из окна, стараясь заинтересовать своим предельно низким вырезом на платье.

За воротами дорога пошла широкая и утоптанная, часто встречаются подводы, то и дело гонят скот на продажу. Олег, наконец, убрал лук, долго конские копыта звучали сухо и звонко, затем стук сменился мягким шагом. Томас вскинул голову, огляделся.

– Ты чего свернул?

– Так прямее, – буркнул Олег.

Томас повертел головой.

– А мне говорили, что эта дорога ведет в направлении Адова Урочища.

– Но не прямо, – уточнил Олег. – Мы просто срезаем петлю.

Томас посмотрел по сторонам, везде одинаковая равнина, кое-где невысокие зеленые холмы, отдельными стайками держатся деревья, отражая совместный натиск степи, зверья, засухи и ветра.

– И как все помнишь, – сказал он с недоверием. – Или, как птица, по солнцу находишь дорогу?

– Да такие места забыть не просто, – ответил Олег задумчиво. – В древности… это значит – давным-давно, здесь отгремела величайшая битва…

– В древности, – повторил Томас саркастически, – это так давно, что уже подзабыл, из-за какой ерунды тогда столкнул королей лбами?

Олег оставался серьезен, задумчив и как-то торжественно светел.

– Тогда не было королей, – ответил он мирно. – И никого я не подталкивал. По крайней мере сознательно. Я сам тогда был… впрочем, неважно. Так вот после той величайшей из битв окрестные ручьи от пролитой крови выходили из берегов, реки до самого моря текли красными, а земля так пропиталась кровью, что в ней что-то изменилось. Родилось великое Зло. И это Зло в земле и сейчас. Спит, но даже во сне от него плохо всем, кто проходит наверху. И горе великое наступит, когда Зло проснется…

Томас взглянул с недоверием.

– Это ты всерьез?

– Да, а что?

– Да того лохматого в дупле ты вот так же дразнил…

Олег невесело усмехнулся.

– Смеемся, когда надо плакать. На самом деле все так и есть. А смеемся над собой и другими потому, что все вновь и вновь. Так часто, что уже и говорим о нем одними и теми же словами. За шанс вырваться из этого заколдованного круга что только не отдашь!

Томас зябко передернул плечами.

– То-то мне как-то не по себе, – признался он. – Это все от Зла, которое мы топчем?

Олег кивнул.

– Да, конечно. Все от Зла, но сейчас мы просто устали, проголодались, надышались ядовитого смрада в городе… когда же они перестанут выливать нечистоты из окон прямо на улицу? Вон у римлян даже водопровод был… а еще за нами следят из дальнего леса, ближних кустов и даже с неба… Вот и не по себе.

Он сказал так буднично, что Томас не сразу сообразил, подскочил в седле, начал судорожно оглядываться.

– Правда? То-то у меня мурашки по телу! Или врешь? Ты ведь язычник, тебе соврать – что своим богам жертву принести!

– Следят-следят, – заверил Олег. – Потому мы и едем вот так, от деревьев и кустов подальше, чтоб ничего в нас не бросили… А ты в самом деле ничего не замечал? Ну и ну… наверное, о Высоком мыслишь?

Томас продолжал оглядываться. Теперь, после слов калики, в самом деле начал замечать то шевеление, то блеснувший лучик от доспехов, то доносился запах скверного вина. И чем больше смотрел, тем больше замечал, наконец, весь лес начал казаться затаившимися недругами, как и кусты, а вся высокая трава выглядит ощетинившейся острыми пиками, где залегли просто тысячи всяких разных любителей легкой наживы.

– И давно они? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал так же буднично.

– Почитай с города, – ответил калика. – Не с этого, а еще с того, где ты с Гакондом разговаривал. Как только он тебе дал грамоту, так и началось.

Томас бросал по сторонам осторожные взгляды.

– С тех пор и… так вот почему ты петляешь, как заяц!

– Лучше дурить, чем убивать, – ответил волхв. – Конечно, это не совсем по-рыцарски, но зато больше по-христиански, как думаешь?

– Не знаю, – ответил Томас сердито. – Как думаешь, их там много? Смогут ли атаковать в открытую?

– А зачем, – спросил Олег, – если могут устроить засаду или подобраться в узком месте? Им нужно только определить, какой дорогой поедем. Правда, у нас кони получше, обогнать и устроить засаду не всякий сможет. Так что большое войско не жди.

Томас подумал, кивнул.

– Да его и не нужно. Если эти соглядатаи как-то связаны с Адовым Урочищем, то достаточно одному обогнать и сообщить там, что двое очень наглых едут в их сторону. Один из них считает себя хозяином земель, которые они уже захватили…

Калика сказал с уважением:

– Верно мыслишь. Скорее всего так и будет.

– Так чего же рассказываешь о погоне и засадах?

– А чтобы ты не очень волновался, – хладнокровно объяснил калика. – А то ты прямо с лица меняешься, когда боишься.

Томас подпрыгнул в седле, глаза стали дикими.

– Это я боюсь?

Он поднял забрало, красивое мужественное лицо надменно и задумчиво, в глазах гордость, в седле подчеркнуто несгибаемый, прямой. Рыцарь Храма, как он с гордостью себя называет. Проводник и распространитель христианства… э-э… современного его варианта, хотя каждый его проповедник и носитель уверен, что буквально слово в слово повторяет заветы Христа и послушно следует его курсу. Впрочем, за короткую человеческую жизнь трудно заметить, насколько изменилось христианство.